Каллиграфия, истории, фотографии в Венеции, путевые заметки: Александра Стельмашонок
Натюрмортная съемка: Александра Левшова
Антон Павлович Чехов (17 января 1860— 2 июля 1904) — русский писатель, прозаик, драматург.
Воспоминания любого человека окрашены персональным драматизмом. У кого-то личная драма затмевает город, чья-то драма – это и есть город, но я искала того, кто бы испытывал чистый и незамутненный восторг от Венеции. Кто-то, чьи слова я бы почувствовала как свои собственные. И я счастлива, что мне попались воспоминания Антона Павловича Чехова. Мне кажется, это моя любимая история.
Каллиграфическая история
Материалы
- Акварельная бумага Fabriano из Красного Карандаша (Москва)
- Железо-галловые чернила (Москва)
Вдохновение
Для меня лично Чехов – это уютные томики в потрёпанном переплёте, закладка с пометками, тонкая и изящная графика конца XIX-XX века, и пьесы. Поэтому, по моим ощущениям, его письма – это часть живой, настоящей пьесы, которая никогда не кончается и пишется каждый день. Отрывок письма я оформила как рукопись с небольшой заглавной иллюстрацией.
Письмо-пьеса
24 марта (5 апреля) 1891 г. Венеция.
Я теперь в Венеции, куда приехал третьего дня из Вены. Одно могу сказать: замечательнее Венеции я в своей жизни городов не видел. Это сплошное очарование, блеск, радость жизни. Вместо улиц и переулков каналы, вместо извозчиков гондолы, архитектура изумительная, и нет того местечка, которое не возбуждало бы исторического или художественного интереса. Плывешь в гондоле и видишь дворцы дожей, дом, где жила Дездемона, дома знаменитых художников, храмы… А в храмах скульптура и живопись, какие нам и во сне не снились. Одним словом, очарование.
Весь день от утра до вечера я сижу в гондоле и плаваю по улицам или же брожу по знаменитой площади святого Марка. Площадь гладка и чиста, как паркет. Здесь собор святого Марка — нечто такое, что описать нельзя, дворец дожей и такие здания, по которым я чувствую подобно тому, как по нотам поют, чувствую изумительную красоту и наслаждаюсь.
А вечер! Боже ты мой господи! Вечером с непривычки можно умереть. Едешь ты на гондоле… Тепло, тихо, звезды… Лошадей в Венеции нет, и потому тишина здесь, как в поле. Вокруг снуют гондолы… Вот плывет гондола, увешанная фонариками. В ней сидят контрабас, скрипки, гитара, мандолина и корнет-а-пистон, две-три барыни, несколько мужчин — и ты слышишь пение и музыку. Поют из опер. Какие голоса! Проехал немного, а там опять лодка с певцами, а там опять, и до самой полночи в воздухе стоит смесь теноров, скрипок и всяких за душу берущих звуков.
Мережковский, которого я встретил здесь, с ума сошел от восторга. Русскому человеку, бедному и приниженному, здесь в мире красоты, богатства и свободы не трудно сойти с ума. Хочется здесь навеки остаться, а когда стоишь в церкви и слушаешь орган, то хочется принять католичество.
Великолепны усыпальницы Кановы и Тициана. Здесь великих художников хоронят, как королей, в церквах; здесь не презирают искусства, как у нас: церкви дают приют статуям и картинам, как бы голы они ни были.
Во дворце дожей есть картина, на которой изображено около 10 тысяч человеческих фигур.
Сегодня воскресенье. На площади Марка будет играть музыка.
Ну, однако, будь здоров. Желаю тебе всего хорошего. Если когда-нибудь тебе случится побывать в Венеции, то это будет лучшим в твоей жизни. Поглядел бы ты здесь стеклянное производство! Твои бутылки в сравнении со здешними такое безобразие, что даже думать тошно.
Буду еще писать, а пока до свиданья.
Твой А. Чехов.
И с тех пор мало что изменилось.
Письмо Антона Павловича должно было прогуляться по ночной Венеции и посмотреть на Гранд Канал с моста Риальто. Окружающие туристы были в шоке: все делают сэлфи, а мой главный герой – несколько листов бумаги. Даже проходящий мимо парень, который пытался продать всем парочкам цветы, обходил меня стороной. Какой же нормальный человек займет целый квадратный метр самого востребованного моста и будет снимать с него бумагу?
А для меня это невероятно романтичное воспоминание. Свет, блики, гондолы, музыка… Они снова встретились со строками Чехова.
Письмо-телеграмма
Второе письмо намного короче, но сколько в нём эмоций и ощущений! Оно как будто хватает Венецию в объятия и не хочет отпускать.
25 марта (6 апреля) 1891 г. Венеция.
Я в Венеции. Посадите меня в сумасшедший дом. Гондолы, площадь св. Марка, вода, звезды, итальяночки, вечерние серенады, мандолины, фалернское вино — одним словом, всё пропало! Не поминайте лихом.
Тень прекрасной Дездемоны шлет свою улыбку земскому начальнику. Всем кланяюсь.
Antonio.
Кланяются Вам иезуиты.
В объектив также попал сам дом Дездемоны, мимо которого когда-то давно плавал на гондоле Антон Павлович. А в этом году проплывали вновь его слова. О доме Дездемоны, удивительно красивом и ажурном палаццо, есть очень красивая и метафоричная легенда. Говорят, что этот дом не место рождения прообраза знаменитой шекспировской героини, а просто аллегория: хрупкое и изящное здание словно «задушено» более мощными домами.
Продолжение следует)
О концепции и предыстории проекта можно прочитать здесь.
Оригинальную вёрстку можно посмотреть здесь.
В серию входят истории:
Скоро на сайте — Эрнест Хемингуэй, Эрика Йонг и еще одна бонусная история